[Hetalia - Axis Powers] Все бабы - одинаковые?

[SilentWhisper~~]

Название: Все бабы - одинаковые?

Автор: Silent Whisper

Бета: Нет
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Пруссия/Украина, Россия, Беларусь, Польша, Венгрия, Австрия, Бельгия, эпизодами другие
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Романтика, Юмор, Флафф, Повседневность, Hurt/comfort, Занавесочная история
Предупреждения: OOC
Размер: Миди, 21 страница
Кол-во частей: 4
Статус: закончен
Описание:
А что Пруссии? Он вообще с сегодняшнего дня ужасно обозлён на весь женский род. Все бабы одинаковые, все не понимают его Величия, и все стремятся нанести ему тяжелые телесные увечья, как тупыми, так и острыми предметами.
Посвящение:
Дорогой Эрхи-Пруссии х)
Публикация на других ресурсах:
Если вы решитесь на такой шаг, то пришлите мне ссылку и да будет вам счастье)
Примечания автора:

Ну, не надо терять сознание только при виде пейринга :"D Необычный, странный и даже дикий, но он мне нравится :3 Так много Пруссия/Беларусь, что даже в глазах рябит, а подобного, к сожалению, нет т.т Я решила исправить эту несправедливость, правда, не знаю, получилось ли это у меня ._.""

 

 

Кто кого отшил

Улицы бурно радовались жаркому лету, подставляя отсыревшие бетонные стены, и тысячи раз латаный асфальт плавится под нещадным солнцем. Даже ветер не желал в такой день показываться из тени, изредка подавая признаки существования тем, что еле заметно колыхал пока ещё зелёные листья деревьев. Машины только добавляли прелести в августовский пейзаж города, источая клубы дыма, что имел цвет уже упомянутого асфальта. Люди, прогуливаясь в парке, который находился буквально в двух шагах от проезжей части, дышали на полную грудь, считая, что единение с природой свершилось, и они получают почти что годовой запас свежего воздуха. Школьники, а сейчас тунеядцы, увлеченно поглощали мороженое, чувствуя себя вполне нормально, и затрагивали все возможные темы в разговорах, даже те, о которых и не слышали раньше, предусмотрительно забывая об учебных заведениях. Детсадовские малыши носились по аллеям, совсем не реагируя на жару, изредка пытаясь закормить уток в искусственном пруду всем подряд, кроме того, что они действительно едят, периодически требуя родителей купить что-то. Неважно что, главное — купить. Мамаши, сидя на лавочках, ворковали со спящими в колясках детьми, мешая им спать, на что крохи отзывались воплями недовольства. Влюбленные парочки, запихнув руки друг другу в задние карманы и считая это до одури романтичным, ласково переглядывались, готовые в любой момент устроить представление для второй половинки, потому что он или она не так посмотрел или посмотрела на вон ту длинноногую блондинку или накачанного спортсмена. Подружки, что гуляли без спутников, впечатляли длинной юбок, а точнее их заменой на странного вида широкие ремни, заставляя потенциальных парней провожать их взглядами, а потенциальных бабушек провожать их укорами и историями из серии «А когда я была молодая…». Птицы, коренные представители фауны мегаполисов – воробьи и голуби – не имея поблизости луж, купались в пыли, возмущаясь столь неравноценному обмену. А более умные из них так же, как и ветер, прятались в укрытых от солнечного света ветках, тоже обсуждая неприятность погоды. В общем, все были счастливы. Кроме одного необычного парня, что напоминал грозовую тучу среди ясного неба. Ну, как необычного. Сейчас неординарных личностей на улицах куда больше, чем непримечательных, но этот был уникален по-своему. Так вот, мимо тенистого парка, совсем не подвергаясь соблазну спрятаться под деревьями, что уже само по себе было странно, шагал юноша-альбинос. Бледная кожа, почти седые волосы, красные глаза – в принципе, это было не так уж и ошеломляюще, хватает в наше время экземпляров поинтересней. Но вот главным фактором многих обращенных на него взглядов была, конечно, смазливая мордашка, чего уж тут таить, да только больше всего – маленькая желтая птичка у него на голове. Канарейка, а, может, цыпленок – это было неважно, существенен был факт вообще её там нахождения и поведения. Живность, пораженно пища, нахохливая перья, пытаясь казаться такой же угрозой, как дикобраз, с совершенно ошарашенным видом ходила вокруг внушительной шишки на затылке хозяина, бунтуя против такого соседства. Сам же парень что-то бубнил себе под нос, эмоционально жестикулируя и, похоже, совершенно не замечая остальных жителей планеты Земля.
— Молодой человек, аккуратней! – не выдержала все-таки плотная бабулька, балансируя на самом бордюре с помощью двух огромных пакетов. Самый обычный и распространенный экземпляр женщин в возрасте, встречающийся везде – от троллейбусов, базаров и лавочек под подъездом, до метро, супермаркетов и просторных дачных участков, чаще всего обильно заросших невысокой крапивой где-то по пояс. Такие представительницы человечества выживают везде в силу железных нервов, показывая ранимость только тогда, когда нужно.
И сейчас бабулька, не дождавшись извинений, будучи одаренной лишь тяжелым взглядом, воинственно насупилась и, зарядив увесистой сумкой по ноге нахала в области колена, с гордо поднятой головой направилась своей дорогой, достаточно громко приговаривая:
— Ну, уж эта молодежь! Ни стыда, ни совести! Намалюются, как барышни, нацепят какие-то дикие шмотки и линзы и считают себя невесть кем. Дорос бы до моих лет, белобрысый!
Остальным прохожим осталось только удивляться, нет, не поведению возмущающейся, так как это было обычное явление, а словарному запасу оной. А парень, будь он не столь погружен в мрачные думы о себе, наверное, ответил бы что-то, но, он как раз был занят мыслями о тяжелой судьбе непризнанных гениев. Только все та же странная канарейка, яростно махая крылышками, усердно что-то пищала, повернувшись к бабульке клювом, а к лицу хозяина…хвостиком. И как же хорошо, что уходящая в сторону автобусной остановки владелица двух пакетов не понимала по-птичьи, ведь есть все основания предполагать, что питомец очень любил владельца и…защищал его.
Юноша только тяжело вздохнул, вынимая одну руку из кармана и ласково гладя желтый комок, на что тот отвлекся от обидчицы и вновь удобно умостился на светлой шевелюре, видимо, собираясь там свить гнездо. А альбинос уже приблизился к трехэтажному жилому дому с довольно потрепанным, но презентабельным видом. Успешно минуя шумные группки дворовой ребятни, что сейчас, похоже, интерпретировала какую-то войну, а скорее всего, новую компьютерную игру, парень прошел мимо молодых женщин, ругающихся с представителем ЖЭК, и, преодолев последнюю и главную баррикаду – бабушек у подъезда – вошел внутрь. Пройдя около трех-четырех ступенек, пепельный блондин оказался на площадке с двумя внушительными дверьми справа и слева. Выбрав вторую, он хотел было постучать, но, как только костяшки пальцев коснулись деревянной поверхности, преграда между ним и прихожей, таинственно заскрипев, освободила проход. Не обратив на это должного внимания в силу обеспокоенности личными проблемами, гость ввалился в квартиру, с порога крикнув:
— Брагинский, тащи свою водку! Меня опять отшила и избила Хедервари, и поможет мне только твой почти неразбавленный спирт!
Как только прозвучал хрипловатый баритон визитера, в холл медленно вплыла пугающая фигура девушки, и уже через секунду в дверь возле лица альбиноса воткнулся внушительный кухонный нож.
— Ах ты, зараза немецкая! Ванечку моего спаивать пришел? – прошипела юная особа, зловеще сверкая глазами и принимая позицию разъяренной хищной кошки, готовящейся к нападению.
— Да что ж за бабы пошли! – возвел взор к, между прочим, красиво побеленному потолку, парень и, от греха подальше, совсем не сбегая, просто предотвращая инцидент, исчез в комнате справа. Беларусь, насколько он смог слышать, забыв про нож, ласково что-то воркуя, скрылась в кабинете русского. Затем донесся еле уловимый звук падающей мебели. Похоже, все шло по обычному сценарию, и Россия уже перешел к обороне за защитными валами.
Взъерошив упавшие на лоб светлые пряди, пруссак громко фыркнул, обращаясь, нет, не к себе, что вы, а к питомцу:
— Знаешь, Гилбёрд, я ведь еле спас твою желтую шкуру. Меня бы, может, и помиловали, а тебя бы точно или зажарили, как цыпленка, или сдали бы в зоомагазин, как канарейку.
— Остроумно, — ответил кто-то, издав тихий смешок, из-за чего бывший Пруссия замер, а потом, резко схватив птицу, поднес её к глазам, всматриваясь в совершенно удивленные черные очи.
— Ты…разговариваешь? – прислоняясь носом к…клюву, спросил альбинос, слишком сильно сжав птичку, от чего та громко запищала, наверное, оглашая свое право на адвоката.
— Я имею способность изъясняться человеческим языком с самого рождения, — хмыкнув, возвестил таинственный голос. – И живность не мучай.
— Так, значит, это не ты, — пробормотал Гилберт, потеряв всякий интерес к уже совсем обомлевшему от такой хватки питомцу, и усадил его обратно на голову. – Кто здесь?
— Твое альтер-эго, не ясно, что ли? – опять ответил неизвестный, а парень, опершись спиной на дверь и положив ладонь на ручку, принялся пристально осматривать комнату, щуря алые глаза. Однако, видимый враг, даже вроде Натальи, был менее страшен, чем неведомое существо.
— Правда? – недоверчиво спросил блондин, уже медленно разворачиваясь, чтобы иметь возможность скрыться быстро, но тут тяжелая темно-бардовая портьера зашевелилась, заставляя юношу остановиться и присмотреться.
— Дурак, тебя не удивляет, что у твоей второй сущности женский голос? Это же я! И дверь закрой, я тоже прячусь, — буркнула показавшаяся на свет русоволосая девушка, небрежно поправляя растрепавшиеся пряди. Как объяснение пребывания за шторой, держала она в руках лейку.
— Украина? – все ещё ошарашено осведомился альбинос, но тут же демонстративно прокашлялся и принял гордый вид. – Я сразу понял, что это ты. Великий я не поддается на такие обманы!
— Конечно, — мягко улыбнулась старшая сестра России и, хитро прищурившись, обернулась к собеседнику спиной, продолжая начатое до его прихода. – И что же, опять пришел Ванечку спаивать?
— И ты туда же, женщина, — фыркнул Байльшмидт, и для верности закрыл дверь на ключ, ведь мало ли, когда Арловской взбредет в голову отомстить.
— А, снова Лизи отшила, — понимающе усмехнулась Ольга, слегка приподнимая листик фиалки и щедро поливая почву в горшке. Иван-то хоть и любит растения всякие, но совсем не питает нежных чувств к уходу за ними. К тому же, времени всегда не хватает, и за огромным количеством забот забывается как-то.
— Это не она меня отшила, а я её, — возмутился пруссак, выпячивая грудь, и тут же предупредил последующий вопрос. – А пить с Брагинским пришел по поводу моего окончательного решения в этих никуда не ведущих отношениях.
— Как поэтично, — прикрыв глаза, протянула Черненко. – Давай лучше думать, как выбираться отсюда. Не горю желанием просидеть здесь весь субботний вечер, у меня и свои планы есть.
— А, спешим на встречу к очередному тронутому пшеку или же на этот раз заокеанскому медвежьему принцу, которых на следующий день неизменно будет воспитывать Россия? – ехидно спросил Гилберт, прекрасно помня все истории кавалеров украинки, ведь чем ещё можно было заняться зимним вечером в компании советских соседей. – А выбраться можно попробовать…через дверь?
— Нет уж, хватит с меня их всех, сыта по горло, — непривычно тяжело и как-то рвано выдохнула девушка, отвечая на первую реплику, и обернулась к блондину. – Ты, похоже, совсем забыл программу подобных событий. Если я не вмешиваюсь, как сегодня, то сейчас, наверное, уже наступила стадия «поймай меня, если сможешь», а, значит, сбежит Иван пить к прибалтам не меньше, чем через два часа. А мне время терять неохота.
— Ну, что ж, тогда другой вариант – окно, — самодовольно ухмыльнулся альбинос, сверкая осознанием своей невообразимой гениальности, которую глупая венгерка просто не замечает. – Ведь здесь первый этаж.
— Это да, — хмыкнула Ольга, картинно указывая тонким пальчиком на новый путь к свободе. – Но только оно, похоже, забито, потому, что не открывается.
Скептически вскинув бровь вверх на фразу собеседницы, парень величественно прошествовал к объекту спора под гордый писк птенца и, демонстративно потерев ладонь о ладонь, дернул раму за ручку. Та же, устрашающе затрещав, но, не развалившись, с неохотой поддалась. Проделав то же самое и со второй частью, Байльшмидт, довольный собой, повернулся к сообщнице побега, манерно махнув рукой, показывая, что это было пустяковое дело.
— Здесь всего лишь отсырела и набрякла древесина.
— Вот, что значит сильные мужские руки, — слегка склонив голову на бок, улыбнулась украинка и, подхватив сумочку, приблизилась к подоконнику, на котором уже, вполне удовлетворенный столь незатейливым комплиментом, на корточках сидел блондин. Ловко спрыгнув на землю, он артистично стряхнул со светлой футболки несуществующие пылинки и поднял взгляд на нерешительно замершую девушку.
— Ну, ты чего? – уперев руки в бока, хмуро осведомился он, уже ожидая женскую истерику с криками «Я боюсь!» по закону жанра. Но Ольга только пытливо свесилась с подоконника, прикидывая на глаз расстояние к земле.
— Это точно безопасно? Я просто потеряла уже сноровку, — закусив губу, протянула она и метко бросила свою сумку юноше в руки.
— Ну, так и быть, я, как Великий во всех проявлениях этого, заметь, постоянного эпитета, словлю тебя, — поставив пойманный аксессуар на лавочку, пруссак с готовностью выставил руки вперед.
— Ну, не знаю. Тем более, я же в сарафане, — пролепетала украинка, нервно закладывая прядь светло-русых волос за ухо.
— О, тогда прыгай сама, — широко ухмыльнулся спаситель, в ответ на что получил не ожидаемое ругательство или удар, а алеющие щеки смущенной Черненко и еле слышное «дурак». Будь Пруссия хоть немного менее суров, он бы, как сделал бы Антонио или Франциск, умилился. Но все же в его голове промелькнула мысль, что не все девушки – Венгрии, и можно подумать о следующей счастливице, которая будет обладать вниманием Его Несравненного.
А сестра России, свесив ноги с подоконника, развернулась к альбиносу спиной, решив, видимо, использовать метод человека-паука. Непонятно как, но одной рукой удерживаясь за раму окна, а второй натягивая пониже подол сарафана, украинка сумела найти выступ на стене и, опершись на него буквально носком балеток, ловко спрыгнула. Но, все же не сумев удержаться на ровных ногах, опустилась на корточки. Кашлянув в кулак и отвернувшись от Ольги, ведь объемная грудь в этот момент усиленно привлекала к себе внимание, Байльшмидт подал ей руку. Та, благодарно улыбнувшись, приняла помощь, поднимаясь, и взяла свою сумку.
— Думаю, пора идти отсюда. Скоро стадия «найди меня, если сможешь» начнется, а Ваня может решить спрятаться и в комнате, которую мы только что покинули, — покосившись на открытое окно, Украина уверила себя, что никто не решится в него забраться.
— Пошли, — уныло фыркнул парень, возвращая себе весь пафос обиженного, с которым он пожаловал в этот дом. Но даже Гилбёрд недовольно дернул его клювом за пепельно-блондинистую прядь, как бы говоря, что мог бы проявить кое-какое внимание к даме, тем более такой. Птах всегда беспокоился о личном счастье хозяина, а тут такой шанс, и девушка, по крайней мере, по внешним параметрам, как раз во вкусе владельца. А он так нагло игнорирует удачную возможность.
А что Пруссии? Он вообще с сегодняшнего дня ужасно обозлён на весь женский род. Все бабы одинаковые, все не понимают его Величия, и все стремятся нанести ему тяжелые телесные увечья, как тупыми, так и острыми предметами.

Язык, царапина и Скайп

Внимательно слушая увлекательное повествование спутника о нём же, украинка безмятежно улыбалась, изредка подталкивая носком балеток камешки, что встречались на пути. Солнце светило уже не так ярко, но жара не спала, опаляя кожу своим горячим дыханием. Прусс эмоционально махал руками, что-то возмущенно говорил на повышенных тонах и неизменно расписывал все недостатки Венгрии, потом Беларуси, а следом и всего женского пола в общем. Собеседница понимающе кивала, а на особо яростные выпады в сторону «баб» усмехалась, просто удивляясь, как альбинос додумался завести подобный разговор с девушкой.
— Подожди. А мы куда идем? – вдруг очнулся Байльшмидт, удивленно оглядываясь по сторонам, видимо, совсем не узнавая местность.
— Лично я направляюсь к себе домой, а ты, похоже, слишком увлекся своей историей. Могу предложить зайти ко мне на чай, если уж так получилось. Не могу же я отпустить гостя, что преодолел такой путь, без угощения, — указав кивком головы на длинный девятиэтажный дом, Ольга вопрошающе взглянула на блондина, ожидая ответа.
— Чай? – поморщился Гилберт, показывая свое отношение к подобному варианту. – Да и так мозги плавятся.
— У меня есть каркаде, — подняла указательный палец вверх Черненко. – Этот сорт можно пить холодным. Тем более, мое пиво Германии не слишком понравилось, значит, и тебе придется не по вкусу.
— Так уж и быть, — закатил глаза парень, цокнув языком. – Пошли. Надеюсь, живешь ты не на девятом этаже или, по крайней мере, лифт работает. А то знаю я вашу семейку…
— Лифт у нас недавно починили, да и живу я на третьем, — хихикнула украинка и, роясь в сумке, чтобы найти ключи, не заметила, как наткнулась на кого-то.
— Вот это да, — присвистнул парень, на которого налетела девушка, придерживая в одной руке бутылку пива и довольно ухмыляясь. Блондинка испугано вздрогнула и невольно сделала шаг назад, упираясь спиной в грудь подошедшего сзади пруссака. Она картинно распахнула голубые глаза, прижимая к себе сумку, а к незнакомцу присоединились ещё двое.
— Эй-эй, полегче, — надменно и слегка вальяжно протянул Гилберт, глядя на компанию до неприличия самоуверенно, и положил руку на плечо Ольги. Та лишь слегка смутилась и опустила взгляд в землю, нервно теребя ткань сарафана. То ли парни были так поражены яркой внешностью и крутостью альбиноса, то ли главную роль сыграл недружелюбный взгляд «испуганной девчушки» из-под длинных ресниц, да только все трое хулиганов, переглянувшись, ретировались, громко ссорясь между собой. Напоследок украинка услышала только «Это же та боевая из тридцать седьмой!» и украдкой усмехнулась.
— Спасибо, — тихо пролепетала Черненко, так и не глядя на «спасителя» и, заходя в подъезд, придержала дверь, чтобы он тоже успел войти.
— Я, конечно, не воевал уже очень давно, но не забыл понятие «честь». Тем более, так Великие и поступают, и поэтому их уважают и боятся, — гордо вздернув подбородок, произнес Байльшмидт и последовал за сестрой России, вновь засунув руки в карманы.
Преодолев несколько лестничных пролетов, оба оказались на широкой площадке и тут же свернули направо. Легко, даже в темноте, найдя замочную скважину, девушка два раза повернула ключ, и дверь с негромким скрипом открылась. Перед пруссаком показалась слегка узкая прихожая в коричневых тонах с единственным большим шкафом и тумбочкой для обуви. Над входом висела икона, украшенная вышитым рушником, а на стене виднелись несколько фотографий хозяйки с родственниками и друзьями. Вот легко узнать Польшу и Украину, где они, обнявшись, радуются выигрышу их заявки на «Евро-2012», рядом снимок в Крыму со всей славянской троицей. А где-то и с американцем есть фото, на котором Джонс улыбается во все 32, а зажатая им в тиски «Хельга» весьма натурально изображает непередаваемое счастье, да только заметное даже на бумаге раздраженное сверкание глаз выдает её.
— Проходи в гостиную, — девушка указала на комнату в глубине квартиры, отвлекая застывшего гостя от созерцания отрывков из её бурной жизни. – Я сейчас все принесу, а ты пока посмотри телевизор. Думаю, разберешься.
Гилберт, кивнув, ушел в указанном направлении, шаркая предоставленными ему тапками, а украинка, быстро сняв свою обувь, поспешила исполнить обещанное. Спустя несколько минут копошения, грохота посуды и бульканья воды, чайник устало испускал пар, выполнив свою работу, а в заварщике плескалась малиновая жидкость, издавая немного терпкий аромат суданской розы.
Где-то из гостиной послышалось фирменное «ке-се-се-се» прусса, и Ольга, удивленно выглянув в коридор, спросила:
— Что там?
— Да тут на каком-то левом языке канал! – вновь рассмеялся парень, делая звук громче, чтобы хозяйка тоже смогла услышать. – Не знаю, что за язык, но он уморный!
— Хам! – возмутилась Черненко, нахмуривая лоб и морща нос от негодования. – Это мой!
Обиженно закусив губу, блондинка стукнула со злости кулаком по столешнице, от чего немного кипятка пролила на руки, но не подала виду, лишь скорчив жалобную гримасу. Подхватив обе чашки покрасневшими ладошками и поставив их на поднос, девушка взяла так же тарелку с тортом и понесла гостю угощение. Без лишних обвинений и истерик, понимая, что этому немцу бесполезно предъявлять подобные претензии, поставив все на невысокий столик, она села рядом с альбиносом на диван и взяла свой напиток. Обидно, конечно, от той фразы про её язык, но многие о нем забывали, как, собственно и о ней, так что Гилберту, который теперь всего лишь область, это можно простить.
— Ты собираешься употреблять его горячим? – скривился пруссак, принявшись дергать футболку, демонстрируя, как ему жарко. – Да, кстати, ты это, не дуйся. Я же так сказал.
— Не волнуйся, — выдавила из себя вполне дружелюбную улыбку Ольга и подула на чай, желая хоть немного его охладить. – Ты можешь подождать пока он остынет. А пока торт бери.
— Ммм…это тот твой, как его…киевский? – плотоядно посмотрел на лакомство парень и взялся за нож, стремясь лишить аппетитную сладость небольшого кусочка. Вон того, с розочкой.
— Наверное, он, — мягко усмехнулась украинка, наблюдая за действиями собеседника и мимо вольно умиляясь столь явной непосредственности. — Все сейчас перевелось, но торт вкусный.
— Угу, — удовлетворенно жуя, кивнул Байльшмидт и откинулся на спинку дивана, глядя на экран телевизора, но, похоже, совсем не замечая происходящего в фильме. Он о чем-то задумался, забывая вставлять едкие комментарии на фразы героев очередной мелодрамы. Довольно непривычно было видеть молчаливого и никого не подкалывающего Гилберта, ведь тот всегда пытался разнообразить жизнь окружающих. Не важно, каким образом и, не обращая внимания на то, нравится ли это тем самым окружающим. А сейчас пребывал в тишине, совсем об этом не беспокоясь и заставляя сидящую рядом особу неуверенно делать глоток за глотком, переживая, не сказала ли она чего лишнего. Даже Птах уважал повисшее молчание, видимо, и вовсе уснув на голове владельца.
— И какому же событию я обязан тем, что до сих пор трезв? – безучастно спросил пруссак, продолжая заинтересовано вглядываться в очередную пафосную драку на экране, словно она была шедевром мирового искусства, но, заметив замешательство собеседницы, перефразировал вопрос. – У Брагинского вы что делали?
— Да так, просто брата пришли проведать, — пожала плечами Ольга и тяжело вздохнула, опуская взгляд на зелёный ковер с цветочным рисунком. – А потом Наташа опять взялась за своё. Я всегда растягивала их по разным углам, но мне это чертовски надоело. И почему-то именно сегодня я решила не вмешиваться, просто устала от этого. Да и от многого ещё…
— И от чего же? – щуря глаза, спросил альбинос, переключая канал на музыкальный, не совсем удовлетворенный видом очередных полуголых безголосых девиц, что безвкусно дрыгались под отвратительную мелодию. Эстрада. А это её сливки. В принципе, и буквально тоже, ведь, судя по прямоугольнику в углу экрана, это название, так сказать, группы.
— Сомневаюсь, что тебе интересно. Но раз уж спросил, а мне нужно выговориться… — как бы извиняясь, развела руками Черненко и поставила чашку на стол, начиная массировать виски. – Я все понимаю, я не писаная красавица, как Венгрия или сестра, но мне, в конце концов, тоже хочется внимания к своей персоне, а не ко всякой экономически важной ерунде.
Украинка разочаровано вздохнула и, поставив локоть на ручку дивана, подперла щеку рукой, закрывая глаза. Гость немного оживился, фыркнув, и бросил мимолетный взгляд на хозяйку квартиры, ехидно улыбаясь.
— Это ты-то жалуешься на недостаток смазливости и внимания со стороны противоположного пола? Слушай, вы, бабы, точно все слегка не в себе, — юноша покрутил указательным пальцем у виска, для пущего эффекта присвистнув.
— Никогда я не блистала очарованием. По крайней мере, все те упомянутые кавалеры ходили за землями, ресурсами, да за возможностью приблизится к брату, — закатила глаза девушка и дрожащей рукой заправила опять выбившуюся из-под ободка прядь за ухо. Открываться тому, кто тебя едва ли слушает, было проще. И сама она из головы лишние мысли выбросит, и последствий не будет. Да только собеседник начал, на удивление, проявлять большую активность в разговоре, уже сидя вполоборота к телевизору.
— Не смеши меня, ке-се-се-се, — расхохотался Гилберт, демонстративно хватаясь за живот. – У тебя комплекс неполноценности? Вот уж не ждали! Это у той, к которой заигрывает чуть ли не каждый в Европе, несколько азиатов и ещё два стремных очкастых заокеанских типа!
— Ну, представь себе, — искривила губы в гримасе легкого оскорбления Ольга и принялась который раз за этот день нервно теребить подол сарафана, отводя взгляд в сторону. Как оказалось, её все же достаточно внимательно слушали, и ситуация осложнялась.
— Больше будешь думать о мнении всяких левых «окружающих» – быстрее состаришься, — поучительно произнес Байльшмидт и самодовольно ткнул себя указательным пальцем в грудь. – Делай, как я, и не будет тебе проблем. Ты, конечно, не такая непревзойденная, но тоже ничего. Не умею я комплементы делать так, как Франц, но такую красотку ещё поискать надо! Да, кстати, это единственное, что этот француз делает лучше меня.
— Спасибо, — зарделась украинка в ответ на столь прямые слова и, неловко поправив обруч, пододвинула полную чашку чая парню, чтобы тут же сменить немного щекотливую тему. – Бери свой каркаде. Думаю, он уже остыл.
— И глаза у тебя красивые, — похоже, вошел во вкус альбинос, но, видя реакцию хозяйки на эту реплику, хмыкнул и махнул рукой. – Нет, честно глаза. Голубые, но не такие, как у Запада.
— Ты пей, Гил, пей, — совсем смутившись, еле улыбнулась Черненко, но вдруг слегка нахмурилась, обеспокоено всматриваясь в лицо собеседника. – Ой, что это у тебя на щеке? Неужто Наташа постаралась? Сейчас принесу спирт, нужно продезинфицировать, а то ещё инфекцию какую занесешь!
— Не на… — хотел было привычно начать возмущаться Байльшмидт, но девушка очень проворно выскользнула из комнаты, заставив несчастного недовольно цыкнуть. Какой черт его вообще дернул согласиться прийти к ней, говорить подобные вещи? Да он едва ли два раза в жизни говорил кому-то какие-то комплементы, кроме себя, конечно. Даже Эржебета обходилась без них. А тут, как прорвало, едва ли были замечены опущенные уголки губ, еле заметные собравшиеся слезы в васильковых глазах и слегка дрожащий голос. Но, что пугало больше всего, этой особе хотелось продолжать делать приятное хотя бы словами, что пруссак успешно и делал, к поражению его самого. Но осознание совершенного несоответствия подобного поведения с его амплуа, заставляло Гилберта прикусить язык, насупиться и держать себя в руках. Он, черт возьми, даже с Хедервари не беседовал подобным образом! Хотя с ней, в принципе, не сильно и хотелось. Отвратительная гримаса на симпатичном личике, которую корчила венгерка при виде альбиноса, отталкивала всякого, но все же решающим фактором была сковородка, которая могла уже поспорить в количестве пребываний на голове немца даже с Птахом.
— Эй, ты не уснул? – послышался тихий голос украинки, что уже вновь опустилась рядом с парнем и усердно поливала кусочек ватки этиловым спиртом, запах которого тут же принялся щекотать обоняние.
— Нет. Кстати, после такого количества алкогольных испарений я уже могу закусывать, — резко буркнул в ответ Байльшмидт и, прищурив алые глаза, начал внимательно следить за действиями хозяйки, явно их не слишком одобряя.
— Потерпи, будет щипать, — сосредоточено пробормотала блондинка и поднесла слегка трясущуюся руку к щеке пострадавшего.
— Я столько воевал! Получил такое количество шрамов, и какая-то ничтожная царапина…с-с-с, — зашипел пруссак, почувствовав жжение. Видимо, «ранение» оказалось глубже, чем он ожидал, а отвратительная жидкость тут же начала действовать. Ох уж ему эта Арловская! Да кто она такая, чтобы уродовать его прекрасное лицо подобным!?
— Больно? – обеспокоено заворковала Ольга, тут же отдернув руку, и заботливо подула на царапину, а затем невесомо коснулась щеки альбиноса губами. Гилберт, который уже хотел что-то ответить на глупый вопрос, застыл, захлопнув от неожиданности рот. Бледные щеки стали одного цвета с его глазами, а неугомонная птица весело защебетала, бегая по голове владельца.
— Просто…я всегда так делала, когда у Ивана или Наташи что-то болело, — смутилась Черненко и, не вытерпев повисшую напряженную тишину, вскочила с места и подхватила пустую посуду. – Я пойду, помою.
Ворвавшись в кухню, девушка с громким звоном опустила кружки на столешницу и поспешно включила воду с таким огромным напором, что брызги разлетелись и по стенам. Сполоснув в прохладной жидкости руки, она поднесла одну ладошку к чуть горячему лбу и прикрыла глаза. Странный порыв и её выбил из колеи. Глупо, конечно, получилось. Украинка и сама от себя не ожидала подобного, столько лет прожить с ним в одном доме, буквально в соседних комнатах, и только теперь по-настоящему заметить! Словно какой-то дешевый бульварный роман, честное слово.
Уже моя посуду, Ольга поняла одно – Хедервари настоящая дура. Вцепилась в своего манерного австрийца, когда такой клад рядом. И, главное, готов посвятить себя ей, хотя и показывает это довольно своеобразными способами.
Губы блондинки тронула немного грустная улыбка. Ей-то подобное не светит, всерьёз никто не воспринимает страну, известную в основном, как «старшая сестра России» без лишней дополнительной информации. Ну, соседи не считаются, эти своего не упускали, чтобы лишний раз не шарпнуть лакомый кусочек, но вот подобного друга или же парня, это уже как Лиз решит, у неё никогда не было…
Закончив с посудой, девушка наскоро вытерла руки полотенцем и поспешила к гостю, но, войдя в комнату, увидела, что она пустая. А что она, собственно, ожидала? Он ведь не зря все время ухаживает за венгеркой, а сейчас просто утешал её, хотя само слово «утешал» не слишком вяжется с Пруссией. Слегка разочаровано окинув пространство взглядом, украинка заметила неаккуратный клочок бумаги на столе и, подойдя, принялась рассматривать не слишком разборчивый почерк:

«Я уже ушел, да. Мне к брату ещё зайти надо, и вообще дел много. Кстати, как я уже сказал, не парься по поводу внешности, в твоем случае это по-дурацки. Не стоит равняться на всяких Венгрий и прочих. Не умею, конечно, комплементы делать (я это уже говорил, да?), но ты…странная. Ну, не такая, как Хедервари или Арловская. Но ты мне нравишься именно этим, да. Цени то, что сам Я тебя похвалил.
Если обидит кто, звони мне. Но лучше не по телефону, а в скайпе, там меня найти проще. И вообще, приходи как-то на пиво! Может, твой метод не только от царапин, а и от похмелья помогает? Ке-се-се-се.
Великий Пруссия».

Дочитав до конца послание, Черненко радостно улыбнулась и покачала головой. Не смотря на то, что этот альбинос оскорбил её сестру, посмеялся над её языком и, к тому же, испортил своим посланием важный документ, который придется переписывать, злиться на него девушка не могла. Эх, точно дура эта Лиз! Но, если она не хочет понять своего счастья, то Бог ей судья.
И украинка, радостно напевая что-то себе под нос, пошла регистрироваться в скайпе.

 

Ухажеры и футбол

Подперев щеку рукой, украинка сидела и флегматично сверлила взглядом экран компьютера, думая, стоит ли звонить пруссу, учитывая, что статус у него – занят. Сия дилемма усложнялась ещё и тем, что девушка не совсем точно понимала, что она будет говорить парню, поэтому сейчас колебалась. Вообще не в её стиле было делать шаг первой. По крайней мере, открыто. Но складывалось впечатление, что немец и вовсе забыл и о случившемся, и о его же предложении, ибо не подавал признаков хоть какого-то изменения в их отношениях, если это можно так назвать. И это как-то наводило тоску.
Но вот в сети появился контакт «Капитан Америка», и Ольга, тут же судорожно вцепившись в мышку, нащелкав неведомо что, но все же сменив статус на «не на месте», облегченно выдохнула. Вот уж с кем ей хотелось говорить сейчас меньше всего. А Джонс всегда, только добравшись до Скайпа, писал абсолютно всем, кому мог написать, и возмущался в случае неполучения ответа. Только возмущался уже на конференции, вставляя, что обсудить тогда пытался важные вопросы. Например, её, Украины, интеграцию в НАТО, на что девушка понимающе кивала, улыбалась, извинялась, утверждала, что для неё это очень важно и существенно, а в кармане твердо и уверенно держала дулю.
Не выдержав-таки безделья и не собираясь зацикливаться на столь праздных мыслях, Черненко, так и не решившись позвонить, написала сообщение. Ни на что особо не надеясь, особенно после появления в онлайне венгерки, она отправила своё «Здравствуй, как поживаешь?», а уже спустя секунд пять полилась знакомая мелодия вызова, которая ещё никогда не казалась столь приятной и красивой. Засуетившись, Ольга быстро скинула все лишнее со стола, чудом не зацепив клавиатуру, бегло бросила взгляд в зеркало, изумилась своему ужасному виду, хотя к звонку готовилась с утра, и, наконец, ответила.
— Ну, чего так долго? – сразу же возмутился альбинос, только изображение его лица появилось на мониторе. – Wow! Ты что это так вырядилась? Небось, гостей ждешь.
— Прости, — извинилась украинка, складывая руки на столе, как прилежная школьница, и закусила губу. – Да нет…не нравится?
— Ой, не парься! – фыркнув, махнул рукой Гилберт и закатил глаза, но на последнюю реплику отвел взгляд, слегка хмурясь. – Сойдет. Ты, я так понимаю, не просто так позвонила?
— Ну, почему же, — смутилась Черненко, принимаясь нервно теребить ворот легкой рубашки, но, заметив скептически поднятые брови собеседника, обреченно выдохнула. – Ну, сегодня моя сборная с Чехией играет*, и я подумала…
— Ясно, — ухмыльнулся Байльшмидт, перебивая девушку и поглядывая на наручные часы. – Жди меня, через час буду. Пиво у брата возьму.
— Хорошо, — уже более уверенно улыбнулась украинка, буквально расцветая от радости, как вдруг услышала какой-то шум в коридоре и резко обернулась.
— Что там? – недовольно спросил пруссак, злясь, что кто-то или что-то смеет отвлекать внимание потенциальной жертвы его великолепия.
— Оленька! Ты, типа, дома? – уж слишком отчетливо послышался узнаваемый голос Феликса, а блондинка, приложив руку ко лбу, тяжело выдохнула.
— Ладно, ты приходи, а я попробую вежливо отказать ему в своей компании на этот вечер. Но ничего не обещаю. Польша же, как репей.
— А, вот ты где! – победно воскликнул Лукашевич, широко распахивая дверь в комнату соседки и являясь во всей своей красе. – С кем это ты тут воркуешь?
— Не твое дело, Феликс! – возмутилась Черненко, оборачиваясь к гостю лицом. – Ты вообще, зачем пришел?
— Ты мне изменяешь? – упирая руки в бока, принялся сверлить девушку ревнивым взглядом парень, пытаясь заглянуть на монитор, который хозяйка квартиры пока что успешно закрывала. Ольга упрямо промолчала на эту реплику, насупливаясь, но со стороны компьютера послышалось резкое «Scheisse!» и характерный звук окончания разговора.
— Немец?! – негодуя, воскликнул Лукашевич, быстро оказываясь рядом с техникой, но собеседница ловко выключила переноску, скрещивая руки на груди.
— Немец. И он через час будет тут, — хмуро отчеканила украинка, закинув ногу на ногу, при этом умышленно ударив соседа по коленке.
— Ух, получит он тотально у меня! – воинственно потряс кулаком поляк, но едва завидев ироническое выражение лица дамы, которую он, собственно, и собирался отвоёвывать, поник, но намерений своих не покинул.
Ольге оставалось только ждать и гадать, что же будет при встрече бывшего и предположительно будущего кавалера.

* * *

Пруссия спешил. Да, черт возьми, он спешил к этой чертовой украинке, потому что к ней заявился этот чертов пшек. Зная собственнический характер Лукашевича не понаслышке, Гилберт не сомневался, что так просто он не отстанет от своего бывшего имущества. Но волновала Великого отнюдь не жажда Польши сделать Варшаву столицей всего мира, а то, что он сам, забыв про пиво, сейчас быстрым шагом шел по фигуристому асфальту улицы, таща в руках букет. Названия цветов он не помнил, как и то, сколько он за них заплатил, не до того было. Он вообще не понимал, зачем сорвался с теплого насиженного места у компьютера, выпросил у брата денег, так как сейчас он сам был не слишком финансово обеспечен, а у Брагинского не хотелось брать взаймы. Тем более, по такой причине. Кто знает этого русского, за сестру он может и собственным шарфом задушить, все так же очаровательно и наивно улыбаясь. Но это ещё пустяки! Сам Великий даже пообещал Людвигу неделю не подходить к призывно чернеющему монитору! И для чего? Чтобы купить странного вида веник для какой-то бабы. Пусть Лизи обливается горькими слезами, её Роди только и умеет, что посвящать тупые какофонии. Да, да, Пруссия даже выучил это откровенно идиотское слово, чтобы заумно поддеть очкарика.
Но вот уже показался знакомый подъезд с шедеврами коллективного творчества на только недавно побеленных стенах и выкрученной на первом этаже лампочкой, ибо тёте Зине с девятого в этом месяце не выплатили пенсию.
Вцепившись в поручень и проверяя букетом путь впереди на наличие преград, альбинос недовольно чертыхался, грея душу мыслью, что венику он нашел менее поэтичное применение, что хоть немного поддерживало его имидж. Привыкнув уже не стучать в дверь жилищ постсоветской семейки, ибо это и вело к настоящим приключениям со всплесками адреналина, парень открыл дверь. Войдя, он эффектно, без помощи рук, сбросил обувь в радиусе четверти километра друг от друга и принялся прислушиваться к голосам. Ожидая услышать рыдания обиженной и испуганной Украины, улавливал он только тихий диалог.
— Я сказала тебе, Феликс, уходи, пока я ещё не вышла из себя. Я тебя неописуемо люблю, как друга, но прекрати строить из себя моего парня. Тебе уже никто не верит, даже Ваня на это теперь не реагирует. Так что, дай мне спокойно устраивать личную жизнь путем твоего в ней отсутствия. Бывай.
— Нет.
— Да.
— Нет.
— Да.
— Да.
— Вот и договорились, — хмыкнула Черненко, обламывая все надежды поляка на то, что она поведется на такой старый трюк.
— Так не пойдет, — обижено нахмурился блондин, скрещивая руки на груди. – Этот матч – часть подготовки к «Евро-2012», которое имеет ко мне непосредственное отношение. Тем более, брат играет.
— Ну, так в чем проблема? Иди, Лукашевич, домой или к Чехии, и смотри хоть до посинения, а меня и мои нервы оставь в прежнем, адекватном состоянии. Поверь, их трепать есть кому, — закатила глаза девушка, устало откидываясь на спинку дивана. Но и теперь её относительно умиротворенное состояние не продлилось долго. Мало того, что поляк остался упрямо сидеть на оккупированной территории мягкой части гостиной, с одним положительным дополнением – молчанием, так ещё, нагло ухмыляясь и засунув одну руку в карман, а во второй держа букет, в комнату вальяжно вошел прусс. Окинув присутствующих надменным взглядом, он остановился на блондине и сощурил алые глаза, осклабившись.
— Лукашевич, — хмыкнув, протянул альбинос, морща нос от не приятных воспоминаний, связанных с этой личностью, и бросая многострадальные цветы на стол.
— Баль…Бальшмидшт… — все пытался грозно выговорить фамилию оппонента Польша, но даже Украина не выдержала и, хлопнув себя по лбу, произнесла по буквам:
— Б-а-й-ль-ш-м-и-д-т.
— Да без разницы! Чего, типа, явился? – махнул рукой Феликс, закидывая ногу на ногу и сверля гостя взглядом, пытаясь прожечь в нем дыру.
— Мальчики, спокойно, — примирительно улыбнулась Ольга, обращая внимание на себя, но поймав два раздраженных взгляда, притихла. – Я пойду орешки и пиво принесу. А вы не подеритесь.
Интуитивно чувствуя, что её просьба останется проигнорированной, девушка резво выскочила из комнаты, подхватив подарок, пулей влетела на кухню и принялась впопыхах искать обещанное. Все же не слишком долго провозившись с бутылками и бокалами, она на скорую руку тыкнула растения в банку с водой, особо не заморачиваясь, и, подхватив давно приготовленную вазочку с закуской, устремилась обратно в гостиную.
Когда она вошла, Польша и Пруссия смирно сидели на диване, уставившись в рекламу, хотя все трое присутствующих понимали, что ни один из этих двоих почти что и слова не понимал. Ну, хотя бы было тихо, спокойно и без травм. Но при ближайшем рассмотрении Черненко заметила наливающийся стойким фиолетово-желтым оттенком нос Феликса и подозрительную красноту скулы Гилберта, но оба непоколебимо молчали, поджав губы. Тяжело вздохнув и проигнорировав предложение Лукашевича сесть рядом, Ольга опустилась между «друзьями», сковано улыбнувшись.
Но неуютная атмосфера не спешила исчезать, даже когда от экрана послышался шум трибун, первые реплики комментатора, которые были встречены гробовой тишиной комнаты, прерываемой лишь глухим стуком бокалов о столешницу, когда кто-то из гостей, сделав глоток напитка, ставил емкость обратно. Украинка невольно заерзала на месте, чувствуя себя до неприличия неловко, а парни, словно специально, не отрываясь от просмотра, одновременно закинули руки на спинку дивана, собираясь, видимо, затем, путем не сложного маневра, обнять соседку за плечи. В воздухе повисло жуткое напряжение, когда ладони блондинов столкнулись. Девушка судорожно сглотнула, замерев, когда оба юноши, словно в замедленной съемке, угрожающе сверкая глазами, повернулись друг к другу. Минутная перестрелка взглядами была прервана отчаянной попыткой Черненко спасти ситуацию – она откинулась назад и примирительно потрепала обоих по волосам, закусывая губу в надежде, что это поможет. И, правда, оппоненты недовольно, но все же устремили своё внимание к матчу.
Гол в ворота её сборной, Ольга нервно скрещивает руки на груди, насупливается, к пиву и угощению никто не притрагивается. В комнате слышно только шум телевизора, тиканье старинных часов и редкие разочарованные девичьи охи.
Второй гол в те же ворота – славянка хмурит брови, недовольно стучит пальцами по столу, гипнотизирует экран, словно это может помочь. Феликс прислоняет ладонь ко лбу, устало вздыхая. Пруссак удивляется. Он не может понять, в какой игре участвуют эти команды, на футбол это не похоже.
Третий гол неизменно туда же сопровождается громким ударом по столешнице, закрытием глаз и тихой просьбой украинки: «Господи, сделай так, чтобы я этого не видела». Лукашевич флегматично жуёт орешки с выражением полного безразличия и что-то напевает под нос. Байльшмидт, поняв, что эти люди все-таки играют в футбол, точнее, пытаются, получив огромный шок, запивает горе и сильнейшее потрясение пивом. Слышно как иногда он бросает что-то на немецком.
И вот, игра закончена, счет увеличился на ещё один гол в пользу все той же команды, в комнате такое уже привычное за этот день молчание. Секунда, две, тихий женский всхлип. Пруссак и поляк в священном ужасе обращают свои взоры на сгорбившуюся Ольгу, которая низко опустила голову и вцепилась ладошками в свои колени.
Ещё один всхлип, парни синхронно вздрагивают ещё более нервно, а украинка, бросив взгляд сначала на альбиноса, а затем на Лукашевича, захныкав, вцепилась руками в футболку первого и уткнулась носом ему в грудь. Полился поток непонятной речи, прерываемой судорожными вдохами и рыданиями. Плечи девушки дрожали, а ткань одежды немца стремительно промокала, щедро поливаемая слезами славянки. Сентиментальность и ранимость, чтоб их.
— Э-э-э, ну, это, не реви, — попытался успокоить Черненко пруссак, но безрезультатно. На минуту затихнув, чтобы услышать, что ей говорят, она продолжила всхлипывать, вновь бессвязно что-то бормоча. Видимо, Украине мало было Черного и Азовского морей. А Гилберт растерялся. Не приходилось ему как-то успокаивать женщин. Это была, наверное, единственная вещь – девичьи слезы, перед которой он был совершенно бессилен, не понимая, что можно предпринять.
Но Лукашевич был, похоже, более искушен в подобных делах.
«Небось сам не раз доводил её до слез», — пронеслась обвиняющая мысль в голове альбиноса, на что он и сам удивленно распахнул глаза. Но вот поляк не терялся. Ласково что-то воркуя на своём языке, зная, что соседка его поймет, он успокаивающе гладил девушку по волосам, уже намереваясь аккуратно обхватить талию и перехватить у соперника объятия.
Но сам Байльшмидт, едва заметив поползновения оппонента, ловко хлопнул того по руке, яростно цокнув языком, и сильнее прижал совершенно ничего не замечающую Ольгу к себе. Демонстративно проведя рукой по спине украинки, он гордо ухмыльнулся, осознав всю героичность своего поступка, и совершенно благородно и не менее великолепно…показал Феликсу язык. А на громкое фырканье поляка, поражая обоих слушателей, с кошмарным акцентом выдал:
— Двічі в одну річку не ввійдеш*.

* Товарищеский матч Украина – Чехия состоялся 6 сентября 2011 года в Праге на стадионе «Дженерали Арена». Закончился, прости Господи, с замечательным счетом 4 : 0 в пользу, соответственно, Чехии.

* Двічі в одну річку не ввійдеш (с укр.) – Дважды в одну реку не войдешь. Строка из известной когда-то одноименной песни Юлии Рай. Откуда о ней может знать прусс, да и вообще каким боком он может сказать хоть одну фразу на украинском даже не спрашивайте :3

 

продолжение - в комментариях

@темы: [Аниме], [Аxis Powers Hetalia], [Фанфик], [Украина],[Пруссия],[Россия],[Беларусь],[Польша],[Венгрия],[Австрия],[Бельгия]

Comments

[SilentWhisper~~]

Философия и чувства

— Знаете, девочки, вот действительно все мужики – козлы, — твердо заявила Хедервари, гордо тряхнув копной густых каштановых волос и вздернув носик. – Вот, к примеру, Байльшмидт. Ходил ко мне, ходил, навязывался, а в один день раз, и как не бывало!
От возмущения девушка с такой силой опустила бокал на стойку, что апельсиновый фреш расплескался ей на руку, но венгерка была увлечена своей жаркой речью. И она бы говорила ещё долго, если бы бельгийка с крайне скептическим выражением лица её не перебила.
— Слушай, Лизи, я все могу понять. Нас, стран девушек, не так уж и много, но, черт возьми, ты не слишком много на себя берешь? – слегка раздраженно вскинула бровь блондинка, тут же даря мимолетную улыбку стоящему неподалеку в одиночестве голландцу.
— Что ты имеешь в виду? – картинно округлила глаза шатенка, хлопая темными ресницами, на что её собеседница демонстративно громко хмыкнула.
— Твои уловки на меня явно не возымеют нужного эффекта, Хедервари, — отмахнулась от девушки, как от назойливой мухи, Бенеден, закатывая глаза.
— Девочки, не ссорьтесь, — весело щебетала Сейшелы, накручивая на палец длинный локон волос и с детским восторгом разглядывая различные лакомства, предложенные в меню пляжного кафе.
— Кхм, я, наверное, пойду, — неловко улыбнувшись и смущенно передернув плечами, Украина, не выдержав волн эгоизма, исходящих от соседки, поспешно удалилась. Но никто особо не обратил на это внимания, ибо венгерка и бельгийка уже морщили носы, как кошки, и стреляли друг в друга уничтожающими взглядами. В общем гомоне различных обсуждений никто не заинтересовался подобным, но обстановка вокруг двоих оппоненток стремительно накалялась. И только Агава, похоже, весьма успешно изолировалась от импульсов ярости, увлеченно загибая пальцы в попытках подсчитать, сколько всего она должна сегодня попробовать. По-прежнему не уловив отрицательных эмоций обоих подруг, которые понемногу багровели от сдерживаемых эмоций, Тогуас, всплеснув руками, воскликнула:
— Ой, смотрите, какая Оля молодец! Она подружилась с тем странным парнем, другом Франчи!
Блондинка и шатенка, до этого сверлившие друг друга взглядами, совершенно забывшие о существовании окружающего мира, резко повернули головы в ту сторону, куда указывала южанка.
А там Черненко, приветливо улыбаясь, приближалась к неизменной компании: Пруссия, Испания и Франция. Бонфуа расплылся в слащавой ухмылке, небрежно поправив упавший на лицо белокурый локон, Карьедо дружелюбно махнул рукой, а Байльшмидт, скрестив руки на груди, хмыкнул, делая вид, что совершенно не заинтересован происходящим. Но с француза не сводил глаз.
— О, мадемуазель, вы, как всегда, прекрасны, — сразу одарил новую собеседницу комплиментом парень, целуя тыльную сторону ладони и заставляя славянку слегка смутиться, но тут же почти что физически ощутил предупреждающий сигнал альбиноса. – Ну, я, пожалуй, удалюсь. Моя спутница скучает, очень не вежливо оставлять её без внимания.
И, оставив пруссака вполне довольным, а украинку слегка растерянной, Бонфуа упорхнул в сторону одиноко сидящей под зонтиком Монако, углубившейся в книгу.
А дальше все происходило вполне ожидаемо. Гримальди, возмущенно фыркнув в ответ на появление француза, после первой же его реплики бесстрастно стукнула Франциска бардовым фолиантом по светлой голове. Но, они разберутся сами. Ведь нет сомнений, что изворотливый блондин сумеет повернуть ситуацию в нужное ему русло.
А к ранее упомянутой компании приближалась на всех парах злющая, как тысяча ревнивых жен, Кьяра, пыхтя, как паровоз и отмахиваясь от младшей сестры. В два толчка неизвестных неудачливых личностей, что попались на дороге итальянки, она приблизилась к испанцу и, надув губки, залепила тому пощечину. Так и не дав ошеломленному Фернандесу произнести даже «За что?», Варгас утащила его в неизвестном направлении, бурно жестикулируя и толкая речь на малопонятном ему языке. В лучших традициях бразильских…ну, вы поняли.

[SilentWhisper~~]

На месте остались только слегка удивленная Ольга и совсем не жалеющий друга Гилберт, но долго пребывать в одиночестве им не пришлось. Только украинка собиралась что-то сказать, к ним, многообещающе улыбаясь, подплыл Иван, а за ним хвостиком увязалась Наталья, вцепившись в руку русского мертвой хваткой.
— Здравствуйте, — почти пропел Брагинский, возвышаясь горой над родственницей и блондином, а Арловская бросила угрожающий взгляд на последнего. – Веселитесь…вместе?
— Тебе какое дело? – недовольно вскинул бровь Байльшмидт, преувеличено безразлично окидывая Россию взглядом. Как бы устрашающе не выглядел русский, учитывая и то, что рядом находилась не совсем безобидная Арловская, молчать парень отнюдь не собирался. Черт с тем, что он 39 регион, пруссаки не сдаются!
— Гил, может, не надо? – примирительно положила ладошку на плечо альбиносу Черненко, но, уловив, что брат тут же зафиксировал это, подозрительно насупившись, отдернула руку, словно от ожога. А вы не слышали, что злой и ужасный русский имеет привычку заводить уголовное дело на всех её ухажеров?
— Ну, почему же так грубо? – радушно растянул губы в странной улыбке Иван, ледяные сиреневые глаза которого без остановки буравили руку пруссака на талии украинки. И, что самое странное, Гилберту и правда начало казаться, что сейчас данная конечность самовоспламенится. К тому же, как всегда неожиданно и очень вовремя, белоруска, хмыкнув, демонстративно выудила из тоненького парео привычный нож.
— Ваня, не начинай… — забеспокоилась было Ольга, зная, чем заканчиваются подобные семейные знакомства с её кавалерами. Счастье, если они после свидания с родственниками ещё вообще поддерживают с ней хоть какую-то связь. Нет, что вы брат и сестра у неё самые лучшие, добрые и преданные. Но, к сожалению, слишком требовательные к представителям мужского пола, которые собираются проводить время с ней. Иногда уж совсем чересчур…
— Ну, что ты, сестра, я просто о тебе волнуюсь, — перебил её Брагинский, укоризненно качая головой.
— Не надо, — уже ни на что особо не надеясь взмолилась девушка, но должной реакции не последовало. Байльшмидт, кроме того, принял ещё более грозный вид и выпятил грудь, готовый уже доказывать свою правоту кулаками.
— Калининград… — увлеченно начал русский, хлопая длинными густыми ресницами, но недовольный парень все же не был намерен молчать.
— Прекрати меня так называть, — взглянув на оппонента сверху вниз, как ему самому казалось, очень устрашающе, небрежно бросил блондин, а Птах грозно нахохлился, принявшись вдохновенно пищать. Но Черненко, прыснув в кулак, но так, чтобы немец не заметил, стащила желтого птенца с головы-гнезда хозяина и приложила палец к губам, призывая к тишине.
— Не воспитанный – это минус, — переглянулся с Натальей Иван и после того, как они согласно кивнули друг другу, вновь повернулся к остальным. – Ладно, а к подсолнухам ты как относишься?
— Обожаю, — фыркнул Гилберт, закатывая глаза, но, словно в отместку, прижал украинку ещё плотнее к себе. Нахальная улыбка так и не сходила с губ, а выражение лица альбиноса полностью отображало его отношение к данной ситуации.
— Врёт и не краснеет – это тоже минус, — опять, будто обращаясь к белоруске, произнес Россия, вскидывая указательный палец вверх, так и не сводя насмешливого взора с блондина. – И последний вопрос. Какие у тебя планы на Оленьку?
Черненко устало прикрыла глаза, усердно массируя виски и что-то нашептывая себе под нос, будто это действительно могло помочь; Арловская, ранее вполне безучастно инспектировавшая остроту своего оружия подушечкой большого пальца, казалось бы, бросила отстраненный взгляд на пару, но, на самом деле, внимательно наблюдала.
— Не твое дело, как-нибудь сами решим, — осклабился пруссак, гордо задирая нос, но не теряя потенциального врага с поля зрения. Он наглый и слегка, ну, ладно, не слегка безрассудный, но ведь не самоубийца.
— Ага, к тому же, ещё и странный скрытный тип с неизвестными целями, — как-то уж слишком весело протянул русский, громко хрустнув пальцами и показательно разминая шею. – Раньше ты выбирала таких, что хоть на первые два вопроса удовлетворительно отвечали. Увы, сестра, этот кавалер тебе не подходит. Гил, тебе помочь или сам уйдёшь? Ну, чтобы без жертв.
— Брагинский… — зашипел пруссак, так же щурясь и сжимая руки в кулаки, но Наталья предостерегающе вытянула левую руку с ножом вперед.
— Только тронь Ванечку, красноглазый, — ангельским голоском произнесла девушка, забавно хмурясь, при этом, совсем не забавно угрожая оружием.
— С ума, что ли сошли? – возмутилась Ольга, яростно топнув ногой, и, высвободившись из объятий альбиноса, стала между ним и братом, упирая руки в бока. Русский большими невинными глазами смотрел на родственницу, изображая вселенское удивление, а блондин топтался на месте от нетерпения, то теребя ворот футболки, то взъерошивая итак спутанные волосы.
— Гилберт, иди к океану. Посидишь, остынешь. Такой же эффект, как от Балтийского моря не гарантирую, ибо здесь теплее, но может помочь, — указала украинка в сторону пляжа.
Байльшмидт, насупившись, собирался возразить, но, увидев грозный настрой славянки, хмыкнул и недовольно удалился, запихнув руки в карманы и попутно подрабатывая ветром: он подкидывал песок, который тут же попадал всем в глаза, нос и волосы. Швейцария уже было поднимался с места, чтобы преподать урок кузену, но добрая Лихтенштейн удержала Ваша, поспешно укладывая голову ему на плечо. Цвингли растаял, а одним врагом у пруссака стало меньше.
— А теперь ты, — свела брови на переносице Черненко, тыкая указательным пальцем в грудь брату, который был её выше на полторы головы, не меньше. – Мне надоело.
— Оленька… — улыбаясь, тут же протянул Брагинский, но старшая сестра его тут же оборвала, даже не дав сказать привычное «Ну, я же волнуюсь».
— Нет, ничего не хочу слышать, — зажмурив глаза, замотала головой девушка. – Хватит. Я хочу, чтобы ты перестал отгонять от меня каждого парня. Я не маленькая, разберусь, кто плохой, а кто хороший. А, если не разберусь, так хоть на своих ошибках начну учиться. Так что, не вмешивайся.
— Но, сестра…
— Ваня, ты меня понял?
— Ладно… — нехотя произнес русский, опуская взгляд в землю, и расстроено поднимая светлые брови. Белоруска надула щечки и пробормотала что-то вроде «Ванечку обидели», сжимая руку брата ещё крепче, чем раньше.
— Вот и славно, — привычно добродушно улыбнулась Черненко и, поднявшись на цыпочки, взлохматила волосы Брагинского. – Умница. Ну, не скучайте.

[SilentWhisper~~]

Уладив ситуацию с Россией, который был теперь отвлечен Натальей, ведь она потребовала прогулку по пляжу, украинка поспешно направилась к альбиносу, зная, на что он способен, когда злой и не в настроении.
А пруссак, угрюмо глядя куда-то в сторону горизонта, сидел на песке, опершись на руки за спиной. Друзья его бросили, упорхнув в неизвестном направлении вместе со спутницами, брат тоже удалился вместе со щебечущей что-то о покупках итальянкой, а очередная баба осмелилась ему приказывать. И сейчас парня мучил лишь один вопрос. А какого черта он её послушался? Пока хозяин думал о бытие и непонятной сущности человека, Птах безнадежным взглядом сверлил плещущихся в волнах дельфинов, сетуя на то, что он не орел. Просто несчастная канарейка и подумать не могла, что даже для такой птицы эта рыбка будет великовата.
— Ты же не обиделся? – осторожно спросила приблизившаяся к блондину украинка, положив ему руку на плечо и слегка наклонившись. Байльшмидт повернулся к ней, демонстрируя своё отношение к нанесенному ему оскорблению, но едва заметив выражение лица пришедшей, фыркнул и отвернулся обратно, продолжая молчать. Черненко тяжело вздохнула и заняла место рядом с немцем, поджимая колени к себе и обхватывая их руками. Повисла слегка напряженная тишина, полностью властвовать которой не давал шум воды, что жадно заглатывала песок, шипя и пенясь, едва достигнув берега. Где-то там дальше виднелись еле заметные барашки умиротворенных волн, среди которых возвышались огромные камни-скалы, поросшие скользкими водорослями и облепленные мидиями. Над сине-бирюзовой гладью парили чайки, перекликаясь. Возможно, это были альбатросы или бакланы, но издалека не видно, да и не суть важно. Солнце медленно терялось за горизонтом, что окрашивался в оранжево-малиновый, но такой оттенок бывает только в тропиках, где крахмально-белый песок, высокие пальмы и аура беззаботности, расслабленности. Теперь понятно, почему Агава, не смотря ни на какие трудности, всегда в приподнятом настроении.
А с противоположной стороны доносились непонятные возгласы остальной шумной оравы. И живут вроде столько лет, да только мало чем отличаются от обычных уставших от работы людей, в кои-то веки вырвавшихся на отдых. Правда, скорее, не зрелых, а подростков-сорванцов. Вот, к примеру, раньше хоть на некоторое время занятые Тогуас и Мишель британец с французом все же как-то столкнулись друг с другом, и начался ежедневный ритуал их драки. Правда, теперь мало кто обращал на неё внимание, учитывая то, что некогда оглядывалась на типичный мордобой вся Европа, ввязываясь в столь авантюрные стычки. Да, Англия, конечно, дипломат и актер разговорного жанра, но Бонфуа, как любит говаривать сам Керкленд, такая скотина, что доведет и мертвого. А не поделили они фреш для спутницы.
И пока парни разукрашивали друг друга, Сейшелы и Монако, устало махнув на них рукой, обсуждали что-то совершенно отвлеченное. Лишь Гримальди изредка бросала взгляд на циферблат наручных часов, прикидывая, сколько ещё нужно времени «тем двоим идиотам», чтобы окончательно выдохнуться. А что, годы уже не те, вторую столетнюю они не потянут. Значит, надежда есть.

[SilentWhisper~~]

С легкой улыбкой наблюдавшая за всем этим Ольга тихо хихикнула и опять обернулась к немцу, которого подобное действие, видимо, только поддело. Он недовольно сощурил более темные, чем обычно глаза, а скулы предательски покрылись алыми пятнами, что на его светлой коже было заметно даже вечером.
— Чего потешаешься? Ты меня опозорила так, как не позорил меня даже Брагинский, — уныло буркнул альбинос и взлохматил волосы, забыв о питомце, из-за чего оной, тихо пискнув, свалился в похолодевший песок.
— Да ладно тебе, — примирительно протянула славянка, слегка склоняя голову на бок, чтобы лучше видеть лицо собеседника и метаморфозы его выражения. – Ну, полегчало бы тебе, если бы ходил всю следующую неделю с побитым лицом?
— Почему это я ходил бы? – вспылил Байльшмидт, суживая глаза и сводя брови на переносице, пронизывая девушку ещё более оскорбленным взглядом. – Это Брагинскому мало не показалось бы. Уж я бы ему…
— Я не сомневаюсь, — усмехнулась Черненко, согласно кивая и кладя свою руку поверх ладони парня. – Но и он бы тебе. И костяшки избили бы.
— Ты меня опозорила.
— Наша песня хороша — начинай её сначала, — почти пропела Ольга, закатывая глаза и устало вздыхая. Ну, парни, как дети.
— Да. Вот знал ведь, знал, что не надо вообще с вами, бабами, связываться, но… — начал было альбинос, но потом умолк, махнув рукой и подобрал питомца, который уже давно отчаянно пищал и махал крылышками, подавая сигнал.
— Но…? — заинтересовано переспросила девушка, пристально наблюдая за действиями пруссака, ловя каждое слово и недосказанную фразу, которая могла значить куда больше на самом деле.
— Но…всегда наступаю на те же грабли, — хмыкнул Гилберт, смакуя свои последние слова, будто эту мысль он лелеял месяцами, столетиями, и наконец, нашел подобающий случай, чтобы выдать её. – Пора завязывать. Все беды от вашего рода.
Украина лишь рассеяно пожала плечами и устремила взгляд к все ещё не разбежавшимся по разным углам Бельгии и Венгрии. Девушки, наконец, нашли возможность выпустить пар, а остальные просто и не собирались им мешать, предоставив полную свободу слова и действий. И они этим пользовались полностью. Вообще-то, доброжелательную Лауру было крайне трудно вывести из себя, но Элизабет была девушкой того типа, которому подвластно все, касающееся эмоций других. И, похоже, ей это действительно нравилось. Но сейчас Хедервари, яростно сверкая изумрудными глазами, теряя контроль над собой, пыталась довести Бенеден до того же состояния. Она не выносила проигрывать, но сейчас была не в лучшей форме, давно истощенная игрой на несколько фронтов. Блондинка же скептически усмехалась и небрежно отмахивалась от собеседницы, зля её ещё больше. Уж кто-кто, а, окруженная такими личностями, как Германия, Франция, Нидерланды и Люксембург, Лаура умела делить рабочее время и период отдыха за кружечкой пива с немцем или братом, а иногда и за бокалом вина с Бонфуа. Она умела прекратить играть и, поэтому, не уставала настолько.
— Извини, дорогая, но я не хочу провести такой замечательный вечер, предназначенный для небольшой передышки от стрессов в твоей компании. И, да, Лизи, — с каким-то стальным блеском в более светлых зелёных глазах произнесла бельгийка, — ты мне противна. Но мне тебя искренне жаль. Бывай, и подумай над моими словами, не сочти их за пафосное завершение противостояния.
Бросив на ошарашенную венгерку ещё один уничижительный взгляд, Бенеден совершенно беззаботно, словно, в один миг забыв все, что только что произошло, удалилась к голландцу. Холл, наслаждающийся вечной трубкой и вяло поддерживающий разговор с японцем, слегка улыбнулся, едва завидев девушку. Когда же она обвила его шею, начиная что-то увлеченно щебетать, Нидерланды, хмыкнув, убрал дымящийся атрибут, чтобы не нервировать сестру этим запахом. Он ведь знал, как реагирует на его привычку Бельгия. Хонда понимающе улыбнулся и, поклонившись, спокойно ушел, выискивая в толпе отдыхающих растерянную в отсутствии Кику Тайвань
— Стерва, — прошипела Элизабет, отчаянно багровея и, то сжимая, то разжимая кулаки. Она была на взводе. Раньше она бы вылила все в очередной битве, размахивая мечом, но ведь сама когда-то отказалась от подобного, надев наряд домохозяйки. А сейчас внутри все клокотало, отчаянно хотелось повырывать волосы сначала Лауре, а потом и украинке. Ишь, какая шустрая, быстро среагировала на то, что она, Венгрия, в очередной раз отвергла этого белобрысого идиота. Он ей, конечно, триста лет нужен, по крайней мере, сейчас, в его-то положении. Нервировало только то, что и она ему теперь безразлична. Психолог сказал бы, что сработал вполне понятный собственнический инстинкт, но Хедервари классифицировала это как потерю привычной вещи, не больше. Но, как же так могло случиться, что какая-то выскочка, о которой Европа в жизни не слышала, тут же переключила внимание любившего шатенку с самого детства Пруссии на себя? Это грызло дотошным червячком изнутри, черствый эгоизм, подстрекаемый самоуверенностью, бил во все колокола. Гордыня лежала при смерти. Уму непостижимо, что подобное могло случиться.
— Элизабет, может, пойдём? – педантично поправив аккуратные очки, Родерих спросил совершенно отстраненно. Но так казалось лишь потому, что держать себя в руках он умел не хуже Японии. Темно-лиловые глаза шатена оставались безразличны и безучастны, но сейчас ему в голову приходил один лишь Шекспир, уверенно тесня умиротворенного Шопена. И австрийцу отчаянно хотелось повторить подвиг Отелло, пусть, они теперь и не женаты. Но, знаете, есть такая стадия отношений, когда мужчина и женщина не связаны официальными узами, но шаг влево считается изменой.
— Пойдем, — сквозь зубы выдавила венгерка, бросая последний, полный высокомерия и пренебрежения взгляд на безмятежно сидящих на песке альбиноса и украинку. Зубы сводило от жгучей ненависти, но шатенка лишь грациозно развернулась, эффектно тряхнув копной шикарных длинных волос.
— Элизабет, ты могла бы и не так открыто показывать свою ревность. По крайней мере, в моем присутствии, — спокойно произнес Родерих, шагая ровно. Он не взял девушку за руку.
— Тебя это не должно волновать, Эдельштайн, — сузив глаза, отрезала его спутница, сама собственнически подхватывая парня под руку. Заметив его равнодушие, она лишь оскорблено поджала губы.
— Знаешь, Хедервари, ты ходишь по острию ножа. Мое терпение велико, но не настолько безгранично. От любви к тебе люди быстро устают. Они не чувствуют отдачи, скорее даже отторжение. Это надоедает. Один раз мы уже развелись, думаешь, я не осмелюсь сделать это опять?
— Ты…
— Успокойся, дорогая. Сегодня я буду дописывать новую сонату, поэтому, советую тебе посидеть дома. Попробуй задуматься, что ты и к кому чувствуешь. Ты не только ранишь окружающих, но и каменеешь изнутри.
Австриец бросил на застывшую девушку последний тяжелый взгляд и удалился, не оборачиваясь. Хедервари проводила его рассеянным, но все ещё взбешенным взглядом. Так и быть, она подумает. Но провинившиеся не любят тех, кто указывает им на их ошибки и открыто говорит правду. Похоже, Эдельштайн вновь останется лишь со своей музыкой. Но, кто же есть у самой Элизабет…?

[SilentWhisper~~]

* * *

— Знаешь, можешь считать меня ненормальной, но уже неделю меня гложет эта мысль и я ничего не могу с этим поделать, — начала Ольга, медленно поворачиваясь к молчавшему пруссу, почему-то отчетливо понимая, что он уже не обижается, но все же будто спрашивая разрешения продолжать. – Все, кто нас окружают, уже давно вместе. Ну, сам посуди. Англия и Сейшелы, Франция и Монако, Япония и Тайвань, Испания и Кьяра. Их отношения крепкие, потому что давние и закаленные в восстаниях и войнах, где и им не раз приходилось сражаться друг против друга. А мы…ну, я не знаю, считаешь ли ты эти наши встречи неким подобием…
— Глупость, — сощурив глаза, словно в попытке рассмотреть что-то дальше, намного дальше условно проведенной линии-преграды горизонта, протянул парень. – Хочешь сказать, нас совершенно ничто не связывает?
— Нет, ну, были случаи… — Черненко отчаянно закусила губу, подыскивая слова, чтобы ответить. – Тот же Капнист*, Вторая мировая*, совместное проживание во времена СССР. Правда, тогда ты мне все время отказывался и помочь, и вообще наладить хоть какую-то связь. Поэтому…это не то.
— Допустим, — согласно кивнул Байльшмидт, облизывая соленые и слегка обветренные из-за бриза губы. — А что же плохого в новых отношениях? Во-первых, мы страны. Уже, конечно, некоторые лишь частично, но это не суть. История вертит нами, как хочет, подстегивая и правителей помыкать нами. У нас, по сути, нет своей воли. Хотя, даже не так – нет права на собственную волю. И как бы абсурдно не было, тот же Брагинский мало что значит, если его босс что-то решит. Мы живем, мы чувствуем, страдаем, но не знаем того, что будет завтра или через столетие. Но отвечать придется именно нам. Как бы смешно не было, но этого нам не избежать. Во-вторых, а как же тогда рождалась история? Не могло все сразу быть так, как есть сейчас. Когда-то отношения тех же Испании и Италии были новыми, только начавшимися, нестойкими и вообще дикими в понимании других. Когда-то о них никто ещё и не подозревал. Но случится может все, что угодно. То, что ранее казалось невозможным, вскоре становится понятным и естественным, лишь нам решать, в какое русло направить подвернувшийся шанс. А людям свойственно привыкать. И мы не многим больше, нежели люди в своих привычках, желаниях и эмоциях.
— Согласна, — опустила глаза украинка и еле заметно начала выводить что-то малозначимое на песке, пытаясь организовать стремительно мечущиеся и путающиеся мысли, порожденные сказанным. – Но мы так мало в чем похожи…
— Хех, любим же мы создавать себе проблемы и усложнять жизнь, — цокнул языком Гилберт, щуря алые глаза, скрытые под белесыми ресницами. – Мы, на самом деле, намного глупее природы, хотя считаем себя её венцом. За это, собственно, и расплачиваемся. Невозможно найти причину или логическое объяснение во всем, что происходит, есть необъяснимые вещи. Почему внезапно исчезают империи, великие государства сходят с дистанции из-за малейшей ошибки? Чаще всего, проблема в нас. Мы ищем стратегию, определенный алгоритм действий в тех вещах, где они невозможны и, более того, уничтожают все, что уже достигнуто. Чувства – это уже отсутствие логики. Кто придумал, что противоположности притягиваются? Ученые. И какое это имеет отношение к эмоциям, привязанностям, обстоятельствам, благодаря которым люди остаются вместе? Кто сказал, что если личности похожи, они не уживутся? Нельзя приспособить шаблон к каждому отдельному случаю. Если бы это было возможно, люди бы давно правили этим миром. А так, мы лишь зависим от всего и всех, кто окружают нас.
— Не знала, что ты философ, — легко улыбнулась девушка, как-то умиротворенно положив голову на плечо парню и закрыв глаза. Чего-то именно такого она хотела. Устала от импульсивности и безрассудности Лукашевича, корыстности и подлости Джонса, безразличности и зацикленности на своих желаниях Аднана. Истощилась. Надоело в одиночку собирать все, ставить на свои места, угадывая каждое следующее желание парня, чтобы не было конфликта, ведь в таком случае он не уступит. Для них подобные ссоры – способ показать твердую мужскую волю и непоколебимость. Стоила же та игра свеч? А если учитывать то, что сейчас Ольга чувствовала себя на своем месте более чем когда-либо? Конечно, неровности характеров будут давать о себе знать, но попробовать стоит. Ведь это так интересно – творить историю.
— Знаешь, — хихикнув, Черненко зажмурила яркие лазурные глаза, в которых заплясали блики, впитанные от волн океана, а на щеках появились ямочки, — я всегда думала, что ты поверхностный самовлюбленный эгоист. Простишь?
— Конечно, нет, — хмыкнул альбинос, но обнял девушку за талию и притянул ближе к себе, что сейчас не показалось ему противоречивым, а вполне естественным. К тому же, Птах одобрил приглушенным писком откуда-то из гнезда волос. Наверное, завтра причесывание будет опять мукой, а этот желтый гаденыш будет счастливо щебетать, игнорируя хозяина и флиртуя с воробьихами за окном. Но это завтра. А сегодня Гилберт понял одно: все бабы — одинаковые. Горделивые, обидчивые, заносчивые, самовлюбленные. Но есть, однако, ещё и девушки, по крайней мере, одна из которых вполне достойна такого великолепного и неповторимого парня, как он.

* Василий Капнист – украинский и русский политический деятель, который жил в XVIII веке. Причем он тут? В 1791 году Капнист вместе со своим братом, как представитель сторонников автономной Украины пребывал в Берлине. Там он встречался с Министром иностранных дел Пруссии Герцбергом. У Пруссии и России на то время были довольно натянутые отношения и возможность войны не отклонялась. Капнист предлагал помощь украинцев в этой войне военным силам Пруссии, если правительство сего государства после победы в войне даст Украине автономию. Все это, правда, закончилось, как всегда. Отношения Пруссии и России наладились, о миссии Капниста благополучно забыли.

* Вторая мировая. Имеются в виду не только сражения, а и наличие такой административно-территориальной единицы, как Рейхскомиссариат Украина, который просуществовал с 1941 по 1944 год. Охватывал почти всю западную Украину. Рейхскомиссаром был так же непосредственно гаулейтер Восточной Пруссии Эрих Кох.

[йорктерьер]