Название: The Hollow Throne
Автор: Silent Whisper
Фэндом: Тор, Мстители, Тор: Царство тьмы (кроссовер)Персонажи: Локи, фоном - Тор, Фригг, Один
Рейтинг: G
Жанры: Джен, Ангст, Драма, Психология
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 5 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Он добился того, чего хотел. К тому же, всего и сразу. Коротко насмешливо хмыкая, трикстер гордо вскидывает голову и опирается на Гунгнир, что лег в руку так, словно для неё был создан.
Асгард теперь – его владения. Сам наследник, не ведая, передал мир ему. И он, наконец, на троне.
Публикация на других ресурсах:
Где угодно, но пришлите, пожалуйста, ссылку
Примечания автора:
* The Hollow Throne - аллюзия на The Hollow Crown
Это даже не фанфик, наверное, никакой художественной ценности. Просто после "Тор: Тёмный мир" стало слишком сложно держать все свои Loki-feels внутри.
Кто усмотрит здесь Тор/Локи, может справедливо считать, что так оно и есть. Внимание на этом не концентрировалося, но для меня их чувства как-то уж слишком на грани.
Я безумно люблю Локи и понимаю его. Но ни разу не оправдываю. Поэтому...так.
Писалось под:
Coldplay - Fix you
Ben Cocks - So cold
Imagine Dragons - Monster
ficbook.net/readfic/1433083
читать дальшеКогда-то давно по тронному залу разносился звонкий смех. Двое совершенно разных мальчишек упрямо толкались, пыхтели от усилий, чтобы взобраться на высокий постамент, и с триумфальным видом усаживались на слишком широком даже для них двоих троне. Они просиживали там вечера, взахлёб делясь впечатлениями: Тор с восторгом вещал о боевых тренировках, тяжелом мече, который учитель наконец разрешил взять в руки после долгих месяцев уговоров, с гордостью демонстрировал ушибы и ссадины, воинственно размахивая кулаками; Локи внимательно слушал брата, раскрыв рот, впитывал каждое слово, пораженно вдыхал на особенно понравившихся моментах, а затем и сам скромно демонстрировал новые заклинания, плавно двигая затекшими от постоянной работы кистями. Улыбки друг друга, открытые заинтересованные взгляды, шутливые перебранки, кто же сделал за день больше, наполняли сердца и разум светлыми, тёплыми воспоминаниями.
Локи кутался в них, словно в саван, в котором хотел похоронить себя заживо, отгораживаясь от ётунхеймского холода грядущего. Перед глазами вместо реальности мелькали особо въевшиеся в память моменты, такие яркие, живые, словно всё ещё что-то значащие.
Вечером, когда отец возвращался с работы вне дворца, мальчишки, не слишком желая покидать насиженное место, но и спеша к матери, вихрем неслись по коридорам, сбивая вельмож и лишь громко хохоча над их неуклюжими попытками удержаться на ногах, что осложнялись неудобными вычурными одеждами. Фригг ждала их с новой историей, которую юные наследники слушали в почтительном молчании, почти синхронно дыша. Мягкий голос матери успокаивал активный, непоседливый нрав обоих и, не дослушав, они всегда засыпали у неё в ногах, склонившись лбами друг к другу, мешая светлые локоны и чернильные пряди, алый и изумрудный, силу и ум, доброту и верность.
Локи горько хмыкает, утыкаясь, так непривычно для него, разгоряченным лбом в металлический холод такого, кажется, желанного копья власти – Гунгнира. На нем нет ни следа руки брата, в отличие от жизни трикстера, и он не знает, радует это его или нет.
Наследники подрастали, менялись внешне и внутренне, в своих пристрастиях и убеждениях.
Они менялись в отношении друг к другу.
Когда громко хохочущий и хвастливо что-то рассказывающий Тор в компании своих троих лучших друзей проходил мимо, направляясь в таверну или на тренировочное поле, Локи змейкой выскальзывал из-за колонны, бросая своё пустое ожидание и направляясь в тронный зал.
Он долго топтался у постамента, косился по сторонам неуверенным, растерянным взглядом, но таки взбирался на неуютный для одного трон, доставал книгу, стащенную втайне от всех из библиотеки. А то засмеяли бы.
Теперь истории о сражениях, оружии и завоеваниях ему рассказывали ветхие фолианты, а не старший брат.
Братья встречались за семейным ужином в конце дня. Локи неловко и тщательно прятался в конце стола, садясь возле матери, что ласково вполголоса расспрашивала его о новых заклинаниях, хваля за успехи. Во главе сидел Один, с гордой отеческой улыбкой выслушивая слегка приукрашенные бравады Тора о его подвигах с компанией «верных товарищей». При их упоминании маг болезненно вздрагивал и, сам не разобравшись в своих чувствах, обиженно опускал глаза в полупустую тарелку. Фригг понимающе-сочувственно улыбалась, шептала что-то о глупых подростковых капризах, непонятых пока связях и недооценённых отношениях. Мальчик послушно кивал и от досады кусал тонкие губы, размышляя, что же сделал не так, чтобы стать «недооценённым» и «непонятым».
А потом светло и искренне улыбающийся Тор радостно хлопал его по плечу, встряхивая теперь ещё более хрупкое по сравнению с ним тело, и шутливо возмущался, что брат прячется от него в библиотеке, считая недостойным внимания такого олуха. Локи прятал облегченный, светящийся счастьем взгляд, тихонько хмыкал и отпускал безобидный комментарий, который только больше веселил старшего. Они снова вместе смеялись, толкались, делились эмоциями.
А потом, попрощавшись, шли в противоположные концы коридора к своим покоям.
Это был переломный момент? Кто же и что «переломал», что так вышло? Локи всегда думал, что брат его бросил, променял на игрушки поновее, интересней. Тор всегда был непостоянным, увлекающимся, легко отбрасывающим то прошлое, что ему было ненужно. Мало что поменялось. Только теперь Локи научился сражаться за своё, зубами выгрызать дорогое из наплыва чужих желаний и амбиций. Тогда не умел. И научился, похоже, слишком поздно.
Потом Локи понял, насколько они с Тором разные. Не в мыслях, увлечениях или характерах. В статусе. Если раньше он был правой рукой, советником брата, к которому он прислушивался, то теперь глупые детские привычки и привязанности изжили себя. Они больше не тренировались вместе, трикстер никогда не показывал вне поля боя свои новые умения, Фригг больше не читала им, оставляя на кровати младшего свитки с лечебными заклинаниями, в тронный зал ни один из них без приказа отца не являлся. Наследник остался только один.
Локи бесился, изучал запретные книги и смертельные, как для противника, так и для себя, заклинания, прятал на бедре тонкий, ужасающе острый кинжал. Обида затапливала все чувства, ощущение брошенности и ненужности уверенно формировало в солнечном сплетении прочный комок ненависти. Острый ум был заслеплён отчаяньем и панической растерянностью.
Локи казалось, он сходит с ума от колких насмешек друзей брата, безучастности самого Тора, игнорирования со стороны отца. Казалось, ему открыто показали, что он не заслуживает трона, к которому стремился всю жизнь. Разве? Да, конечно, он всегда хотел сидеть на троне. Зачем? Чтобы править. Наверняка. Тогда бы мать наконец не жалела, а радовалась бы за него, тогда бы отец наконец улыбнулся ему с гордостью, тогда бы брат мягко хлопнул его по плечу, даря светлую улыбку, снова замечая его и оценивая как равного.
Снова? Это когда повторяется то, что было уже когда-то раньше. Брат когда-либо действительно ценил его? Хоть раз ставил в один ряд с собой? Не было такого. Память не врет, в отличие от нового, искусного во лжи во благо Бога Грома, который пытается любить и спасать всех, кроме всегда любившего и спасавшего его брата.
А потом всё то хрупкое, что было ещё цело и кое-как держало Локи, рухнуло. Всё. И в один момент. Коллапс прежнего мира, что разлетелся на неровные, кромсающие привычные истины и воспоминания, осколки, выбил почву из-под ног, прибивая к земле непосильным бременем прошлого, грязных секретов и корыстных поступков. Трикстер упал бы на колени, сил держаться не было, а подать руку никто не собирался. И рванув кончик клубка ненависти, осмеянный наследник сам опёрся на чужие спины, умело маскируя стиснутые от невыносимой боли зубы под жестокую ухмылку. На этот раз его способности оценили по достоинству, посчитались с ними. Все видели, чего он добился сам. Все видели, насколько он превосходит Тора. И все назвали его монстром и предателем.
Локи метался в дикой истерике, глотал злые слёзы, и пытался холодным рассудком затушить пламя жгущего разочарования. Он ведь смог! Он убил родного отца, чтобы показать всем свою преданность и решительность! Он отрезал все хрупкие нити, что хоть как-то ещё соединяли его ещё с чем-то, кроме новой семьи и дома, а его вырванное из груди сердце назвали черным и каменным, ненужным. И оставили гнить в Ётунхейме. Его видели ужасным ледяным великаном. Чтобы никого не разочаровать, он им стал.
Локи проглотил молчание матери, стерпел и смирился с непринятием отца, но не смог выдержать окончательного предательства брата. Он хотел вернуть его в Асгард, собственноручно вручить Мьёлльнир и, как раньше, сесть с ним рядом на достаточно просторном для обоих троне. Но даже смертная оказалась Тору дороже, чем он.
Кажется, перед тем, как безвозвратно потерять себя, Локи успел ухватиться за копьё власти. А потом понял, что кроме него, ему больше не за что держаться. И разомкнул давно уставшую из последних сил сжиматься ладонь, падая в бездну, такую привычную своей пустотой.
Теперь он понимает, что Тор тогда поступил совершенно логично и обдумано. Зачем ему нужен был под боком выродок, ледяной великан, которых он собирался уничтожить ещё в детстве? Наивен и безрассуден был только он сам. По правде, он никогда не был ни асом, ни ётуном, чтобы его ценили хоть в одном из этих миров. Он был просто Локи, и он был всегда один.
То, что творилось в Мидгарде, Локи хотел бы забыть и сам. Его план был поспешен и до конца не продуман, навеян той тёмной заразой, что прицепилась к нему на просторах Вселенной, почувствовав черную дыру в груди бога, в которой и обжилась. А он и пустил. Потому что хотя бы этой твари для чего-то он был нужен.
Все выходки, бравады и драки – всего лишь всплеск отчаянья в божественных масштабах. На людей ему было откровенно плевать с самого начала, что отнюдь не обозначало страстного желания залить улицы стеклянно-бетонного Нью-Йорка неоправданной кровью. Локи имел определенную цель, которую хотел достать и уколоть как можно больнее, отомстить, поделиться с ней своей всеобъемлющей, давней и по-детски искренней, потому ещё более разрушительной обидой.
Отсутствие нужной реакции бесило, подначивало на ещё более дикие, непоправимые поступки, но требующему внимания младшему наследнику было уже плевать. Когда-то он служил масштабам, на этот раз он решил покорить масштабы для своих целей. Разве не равноценный обмен? Ему никогда не был нужен сам Мидгард, лишь его ресурсы, чтобы продемонстрировать все объёмы своих чувств.
На этот раз брат оценил. Но так ничего и не понял. Тор всегда видел факт, отметая все ему сопутствующие детали: нож под ребро – это нож под ребро, совсем не важно, что ударили им с хирургической точностью в участок, наиболее защищенный латами и кольчугой; брат отказался возвращаться с ним домой, так разве имеет значение, что его трусило от нерастраченных эмоций, боязни за свою и родную жизнь, разрывающих напополам искусственно взлелеянной ненависти и преданной любви?
Локи никогда не забудет кандалы на стёртых запястьях и ободравший губы в кровь намордник. Если от любяще-сочувствующего взгляда брата мысли бешено заметались по воспаленной безумием и всем происходящим голове, то эти «меры предосторожности» подействовали обратно тому, как должны были, - вытащили из самых сокровенных закутков души все самое гадкое, что было в нём. Потому вместо раскаяния, осознания вины и готовности искупления, отец увидел озлобленную усмешку и услышал пропитанные ядом слова. Приёмный сын изо всех сил старался соответствовать представлению о нём, уравновешивая преданность Тора семье своим полным её отрицанием.
Темница привела Локи в себя, остудила голову и со временем приглушила бушующие эмоции, что и толкали на необдуманные поступки. Родные книги, в которых он всегда находил покой и ответы на свои вопросы, упорядочили мысли, освежили разум и помогли начать всё обдумывать. За некоторые поступки стало стыдно, такой абсурд можно было творить только в состоянии аффекта, будучи под чужим контролем, но причины деяний, даже переосмысленные, не испарились. Локи так и остался изгоем, жителем двух миров, ни один из которых не хотел принимать его. А он устал метаться. Не было больше обжигающего внутренности рвения что-то кому-то доказать, лишь четкая цель, чтобы оправдать своё существования для себя. Это не было жалко или безнадёжно, стремление и игра всегда были его жизнью.
Смерть матери сдавила глотку стальными клещами, закрыла рот лучше любого намордника, заключила надёжней самой прочной, магически защищенной камеры. Последнее, что он сказал Фригг – она ему не мать. Это было чистой правдой, никаких родственных связей, разные расы и происхождения… Но она читала ему в детстве. Она ценила его наравне с Тором. Она сумела любить его, поняв все совершенные ошибки и их причины лучше его самого. Кажется, Лафейсон действительно любил родную-неродную мать. Почувствовав это, Вселенная отобрала и её. Кажется, всем девяти мирам отчаянно нужен был свихнувшийся от боли злодей.
Потом пришел Тор. Отчаянно не хотелось, чтобы статный, подросший и возмужавший брат видел его разбитым и жалким, но, похоже, тяжелым путем мидгардского сумасшествия, Одинсон стал лучше его понимать. Такая тонкая игра рока. Он оценил.
Тор ставил условия, угрожал, но предлагал, не заставлял. Локи понял, что его, наконец, держат за равного, высоко ценят его способности, но не как союзника, а как опасного противника. Ему не доверяют. И почему-то взбунтовавшийся не-принц не мог с уверенностью сказать, что ему нравится текущее положение вещей, что это именно то, к чему он стремился. Но готов был принимать всё, что ему дают. С его-то способностями из малейшего благоприятного обстоятельства он вытворит новую ветвь развития событий. Искусный маг всегда знал, что созидание ходит рука об руку с разрушением, и впитал в себя эту истину.
Локи откровенно наслаждался возможностью действовать, заставлять свой разум активно думать, оценивая непредсказуемую ситуацию. Он искренне радовался, что может помогать брату, снова обсуждать с ним что-то действительно значимое, важное им обоим, хоть и не готов был полностью простить. Тору же, как всегда, не хватило терпения. Он махнул рукой на младшего слишком рано, но тот его выбор принял. Всё-таки, кроме обиды и гнева, выдающимся его пороком была ещё и гордыня.
Новая месть, продуманная холодным разумом на пике его возможностей, была гораздо изощренней и действенней. Локи бросил научившегося вновь доверять и любить Тора возле своего мертвецки-серого трупа упиваться всепоглощающим чувством потери и вины. На этот раз старший оценил брата именно так, как того с самого начала и хотел преданный мальчишка. И как оказалось, именно окольные, нечестные, жестокие методы привели уже взрослого, изменившегося бога к желаемому. Терпение, верность и жертвенность были отброшены за ненадобностью. Этому его научил старший брат.
Но одна жертва была вознесена на алтарь напоследок, оставляя черную дыру в груди пустовать, зияя знакомой холодной бездной, в которую чужак во всех девяти мирах падал на протяжении жизни.
Он добился того, чего хотел. К тому же, всего и сразу. Коротко насмешливо хмыкая, трикстер гордо вскидывает голову и опирается на Гунгнир, что лег в руку так, словно для неё был создан.
Асгард теперь – его владения. Сам наследник, не ведая, передал мир ему. И он, наконец, на троне.
Пышущий роскошью тронный зал огромен и пуст. Локи один на один со слишком огромной для одного властью. В конце, как и в самом начале, с ним никого нет рядом. Всё и всех он растерял по пути.